Вдоль прохода, по обе стороны, стояли сколоченные в два яруса деревянные нары с тюфяками. Брут дошёл до середины и сел на тюфяк, а я сел на свой, рядом с ним. В изголовье лежала свёрнутая одежда и я переоделся. Нацепил на грудь бляху с изображением скорпиона и встал.
– Пойду, узнаю, зачем я ему понадобился – Пантера легонько ткнул друга в плечо.
– Иди, а я на ворота – Брут тоже встал. Он был на целую голову выше Пантеры.
Они ударили по рукам и разошлись.
Сотник Юлиан жил здесь же в казарме, в отгороженном, ширмой из тростника, закутке.
Пантера сдвинул в сторону тканевую занавесь и шагнул внутрь – Ты искал меня, Юлиан?
Юлиан, при свете факела читавший какой-то свиток, отложил его в сторону и встал.
– Да, брат, ищу уже с обеда. Садись – и сам опять сел.
– Иосиф из Назарета закончил плотницкие работы на синагоге и завтра, нет, уже сегодня, отправляется в свой город. Он попросил меня, чтобы я дал ему в сопровождение легионеров. Он хорошо поработал, хотя и старик, и я не мог ему отказать. С ним его младшая, Фамарь-хохотушка и Мариам, обручённая ему невеста. Она достигла возраста половой зрелости и по закону иудейскому не может дальше находиться при синагоге.
Пантера усмехнулся – Хочешь сплавить старому иудею свою шлюшку, развратник?
– Я не прикасался к ней, Пантера, она слишком юная.
– Дааа? – деланно удивился Пантера – А помнишь наш поход в Белгику с Октавианом? А помнишь тех девочек, галлок? Сколько им было лет и сколько их было у тебя в обозе, когда мы возвращались? А сколько ты замучил, насилуя и издеваясь над ними?
– То было двенадцать лет назад – глухо ответил Юлиан – Я стал другим, ты знаешь.
– Обрезался и грехи смыл? Читаешь Тору и молишься Яхве? Да какой ты святоша?! От тебя же похотью смердит, как от бабуина! Блудницы за милю чуют твой запах, старый бабник! – Пантера встал и хлопнул сотника по плечу.
– Пойду отдохну перед дорогой, да и ты дай отдых чреслам, Юлиан.
Юлиан поднялся – Кого возьмёшь во товарищи?
– Брута, кого ж ещё-то!
– Тогда пойду заменю его.
Сотник ушёл, а Пантера прилёг на свой лежак и сразу погрузился в сон.
…
Иосиф запряг ослика в повозку, сложил туда свой плотницкий инструмент и присел на дорогу, ожидая, когда выйдут Фамарь и Мариам.
Иосиф был стар и одинок. Саломию схоронил лет двенадцать назад и жил бобылём. Узнав, что сотник в Кфар-Науме строит народу синагогу и, что нужны плотники, собрался и пошёл на заработки. Здесь и приглянулась ему Мариам, здесь и обручился с нею.
Женщины вышли, завёрнутые в одежды по самые глаза.
Иосиф встал и тронул поводья.
На выходе из ворот их ждали двое: один, большой увалень, с покатыми плечами и мускулистыми руками, рыжий, весь в веснушках, и невысокий, ладно сложенный и подвижный воин, с надменным взглядом, умудрявшийся смотреть свысока даже на своего друга, который был выше его на целую голову.
Фамари сразу приглянулся добродушный Брут, а Мариам, встретившись взглядом с Пантерой, вздрогнула, почувствовав исходящую от него энергию, таящую скрытую угрозу.
Легионеры были в туниках и кольчужных рубахах без рукавов, поверх которых были накинуты плащи. И туники, и плащи тёмно-красного цвета. На ногах калиги3, скрипящие подошвами, на поясах гладиусы4 и кинжалы, на головах шлемы, в руках щиты и пилумы5, а через плечо Т-образная жердь с заплечной кожаной сумкой.
Брут осклабился, встретившись взглядом с Фамарью. Эта хохотушка была в его вкусе.
Воины бросили в повозку плащи и шлемы, сложили дротики и щиты, и свои заплечные сумки.
Юлиан вышел к воротам и долго стоял, провожая их взглядом.
Глава вторая. Миссия
Они прошли поприще: дневной путь.
За весь день останавливались дважды: отдохнуть и поесть лепёшек из пресного теста, напечённых Фамарью, запивая ячменным пивом.
Иосиф шёл рядом с осликом. Одет он был в сирвалы6, затянутые на талии шнурком и белую хлопковую рубаху без воротника, обмотанную по талии поясом. Голова повязана куфией7, на ногах стоптанные мадасы8.
Фамарь и Брут шли за повозкой, шушукались и хихикали. Фамарь, вполголоса, бросая взгляды на отца, рассказывала Бруту, как в шабат вытаскивали козлёнка, упавшего в колодец.
Мариам шла рядом с повозкой и, прислушиваясь к болтовне Фамари, улыбалась.
Одеты женщины были одинаково: в чёрных шёлковых хабарах9, с продетыми и стянутыми на уровне груди шнурками, поверх хабар надеты малляи10 с рукавами, а на головах белые бухнуки11, завязанные спереди. На ногах те же мадасы.
Пантера, который, казалось, ходить медленно и неспешно просто не мог, стремительно уходил вперёд, а потом садился и ждал их, покусывая травку.
Когда солнце опустилось за горизонт и тени размыло сумраком, остановились ещё раз.
Иосиф освободил осла от упряжи, чтобы он отдохнул и пожевал травки, и сам присел отдохнуть.
Брут и Фамарь чесали языки.
Мариам захотела писать и, стесняясь сказать об этом, просто пошла к густо разросшемуся кустарнику из полыни, крапивы, терна и рута.
Фамарь, заметив уходящую Мариам и, не прерывая очередной смешной истории, взглянула на Пантеру, стоявшего в нескольких шагах.
Пантера усмехнулся и отошёл к кустарнику, за которым скрылась Мариам.
Осмотревшись, Мариам присела и слегка подтянула подол хабары. Зашипела моча и девушка с облегчением вздохнула.
– Что ты тянешь?
Мариам вздрогнула от произнесённого и испуганно оглянулась.
Пантера тоже услышал, но слов не разобрал.
– Начинай – всё тот же приглушённый голос
Напуганная Мариам, задержав излияние, хотела встать, но чья-то рука, обхватив её сзади, зажала рот, другая рука задирала подол рубашки. Мариам дёрнулась, но рука, зажимавшая рот, стиснула её до хруста. Она задыхалась, но вырваться из объятий не могла. Кто-то, задрав подол хабары, раздвигал её ноги, одновременно подталкивая вперёд и Мариам опустилась на колени.
– Сейчас мы проверим эту девственницу
Она почувствовала, как в анус упёрлось тупое и твёрдое и проникло в неё, причинив резкую боль. Она задыхалась и перед глазами жёлтыми всполохами плавали круги, а его рука щупала лобок и раздвигала губы – Целка? – и твёрдое и тупое протаранило гимену, погружаясь во влагалище и раздвигая слипшиеся стенки – Разверзающий ложе сна! – и когда запульсировала сперма, вспыхнули и погасли жёлтые круги и Мариам лишилась чувств.
Пантера перевернул девушку на спину – она была без сознания. Он подхватил её на руки и пошёл к повозке.
Фамарь, увидев его, всплеснула руками и запричитала. Пантера осторожно опустил Мариам в повозку и отошёл. Брут, с кинжалом и мечом в руках, осматривался вокруг, а Иосиф, трясущимися руками запрягал осла.
Фамарь коснулась рукой лица Мариам – Жара нет – пробормотала она
Оправляя подол хабары, она ощутила влажные пятна под рукой и, слегка наклонившись, потянула носом. Уловив характерный железистый запах, она успокоилась и улыбнулась – Обычное женское – и, подойдя к Иосифу, что-то сказала ему вполголоса.
…
Повозка, рядом с которой шли четверо, а пятая лежала в ней, скрылась за холмом.
На дороге остались двое.
– Что теперь и куда нам идти? – спросил я.
– Не знаю – пожала плечами Наташка.
Там, где Пантера вынес из кустарника Мариам, засветился экран, но, когда мы подошли ближе, их оказалось два. В одном был мой огород и я, собирающий картошку, в другом виднелись башенки и трубы Наташкиного дворца.
Я сжал Наташкину ладонь – Мы справились, всё кончено, туда! – и потянул к огороду.
– Нет! – она притянула меня и впилась в губы. Отстранила и заглянула в глаза – Они ждут меня, я не могу – и шагнула в сказку.
Сделав несколько шагов, обернулась: её губы кривились. По растерянному взгляду, я понял: Наташка не видит меня.
Я не колебался. Просто всматривался в её лицо и когда экран исчез – шагнул в огород.
Глава третья. Возвращение в Тридевятое
Я огляделся: всё тоже небо, затянутое тучами и низко нависшее, всё тот же мир, ни в чём, ни на йоту не изменившийся. В очередной раз вселенский обман и ложь одержали победу над рассудком, над знанием, над здравым смыслом.
Я воткнул вилы в землю и присев, стал выбирать из кустов картошку.
…
В тот день, сынишка, набегавшись и наигравшись, уснул, едва я начал рассказывать ему сказку. Поправив одеялко в кроватке и прикрыв дверь детской, я ушёл в спальню.
Жена спала, разбросавшись на кровати и я осторожно прилёг в ногах, положив руки под голову.
Спать не хотелось и, уставившись в потолок, стал вспоминать Тридевятое.
Вдруг потолок поплыл по кругу и исчез. Вместо потолка возникла вращающаяся чёрная воронка, в которую меня стало засасывать. Я погружался в воронку и погружение сопровождалось гулом низкой частоты, нараставшим по мощности.